Конечно, история не знает такого чуда как полное единение всех и вся. Но всегда находилась та соборная лошадь, которая вытаскивала Россию из непролазной беды и тащила ее по дороге от предков к потомкам. Сейчас же тают надежды на саму возможность возникновения мало-мальски сильного движущего объединения. Потому что для объединения необходимо согласие, для согласия - взаимопонимание, а именно на эти вещи наша страна больше всего оскудела.2-3)
Такое возможно только у партии, у артели такого не бывает. Партия живет намерениями, артель - завершенными делами. Артель не тратит время на поиски согласия - она берется только за то дело, в котором у нее уже есть согласие. Можно было бы сказать «согласие по И. А. Крылову» - но хитрец-баснописец не дал своего определения согласия, он просто указал на то, что не является согласием. Что ж, придется самим искать определение понятия «согласие».
БСЭ (1976г.) вовсе не удостоила своим вниманием это понятие. У В. Даля мы находим следующие определения: одномыслие, одинаковые с кем мысли или чувства, намерения, убеждения; состояние многих, согласившихся на что либо общее. Как видим, эти определения весьма близки к понятию «согласия» по Ленину, но они совсем не раскрывают тот его глубинный смысл, на который указывал Крылов. То ли ко временам Даля понятие согласия уже начало терять свою глубину, то ли он чего-то недосмотрел - судить не нам. Лучше присмотримся к самому слову «согласие». Приставка «со» означает объединение или совместное действие. Чего или кого в нашем случае? «Глас» по Далю - голос, взывания, звук, шум. Вроде бы осечка - такие понятия годятся разве что для термина «гласность» в его дурацком смысле. Но посмотрим, нет ли среди малозаметных значений слова «глас» тех глубинных, которые и послужили истоком для слова «согласие»? Ведь сам же Даль приводит словосочетания «глас народа», «глас Божий» - не имеется же ввиду «звук народа» или «шум Божий»! Действительно, для слова «гласить» мы находим значения «издавать слова, вещать». То есть, обмениваться друг с другом понятиями, совместно пользоваться ими. Тайна согласия в артели - в общности языка понятий, что дает ее членам возможность общаться, не рискуя быть неправильно понятыми. Интересно, что такое понятие «согласия» родственно понятию «соборность».
Введем следующее определение:
Согласие - общность языка понятий.
Наличие такого согласия уничтожает необходимость в бесконечных словопрениях. Но оно не указывает, как согласные соберут свои силы для достижения единой цели. Поэтому нетрудно заметить, что «согласие по И.А. Крылову» на самом деле является соборностью.
Соборность - общность языка понятий и аксиом.
Аксиомы - это те суждения, которые приняты в данном сообществе как самоочевидные, поскольку не имеют подтвержденных опровержений. Они служат основой для построения остальных суждений. Общность понятий позволяет договориться и об убеждениях, и о намерениях, и о методах совместного действия, а общность аксиом обеспечивает выбор одной цели не по звучанию, а по существу.4-5)
Можно найти и более древние примеры. Вавилонскую башню согласились строить все народы, но потом каждый заговорил на своем языке - и артель не состоялась, башню не построили. Без общих понятий общее дело невозможно.
А если вернуться в сегодня, то почему верующие разделены на столь несогласные между собой религии? Почему даже христиане, верующие в одного Бога - Христа разделены на православных, католиков, протестантов и т.д., а эти ветви в свою очередь дробятся на различные толки? Почему есть мусульмане-сунниты и мусульмане-шииты? И т.д., и т.п.? Полезно обратить внимание, что в «Толковой библии» есть такое пояснение: «дьявол означает буквально: тот, кто разбрасывает, сильно разделяет один предмет от другого или одних людей от других». Нетрудно сообразить, что тот дьявол, который «разбрасывает одних людей от других», добивается этого, лишая людей четких понятий.
Не всякое слово всяким понимается
Слово - не просто звукосочетание, а знак понятия. Казалось бы, если за каждым понятием закреплено определенное слово-знак, то, обмениваясь словами, люди обмениваются понятиями. Между тем взаимное непонимание между людьми распространено не меньше, если не больше, чем взаимопонимание. Почему?
Понятие по своей природе - это мера. Например, понятиями «разумность», «справедливость» и т.д. мы меряем человека, его дела и даем им соответствующую оценку6). И получается, что каждый мерит на свой аршин, так как в одинаковой звуковой оболочке скрыты непохожие, а то и совсем разные понятия. Ведь понятие, в отличие от заученного общепринятого в данном языке слова, - результат неповторимого жизненного опыта и личных впечатлений7-10).
Почему так происходит, прекрасно показывают опыты оригинального восточного философа и исцелителя Мирзакарима Норбекова, ( «Опыт дурака...», Москва, 2003, 2-е изд., стр.124-125): «Вот в аудитории я всегда предлагаю слушателям такое упражнение: все, пожалуйста, закройте глаза. Представьте картину. Какая-то местность, ночь. Вы держите в руках цветы. Откройте глаза. ... опишите, что Вы представили. Вы меня поняли, о чем я говорил?
А теперь обратите внимание, что значит понять. Спрашиваю у слушателей: что за цветок Вы представили и где это было?
А я-то, когда говорил, представлял лунную ночь в пустыне. Весна в пустыне бывает сумасшедшая и очень короткая... Там холмы, и все они покрыты буйными цветами короткой жизни».
Здесь показателен не только разброс понятий, но и наличие среди них понятий-призраков, относящихся к несуществующим объектам (одуванчики, цветущие в ночи). Опыт пустынножителя Норбекова оказался недостаточным для того, чтобы увидеть данное «пустое понятие».
Полная аналогия с партиями. Все партийцы заняты одним делом, а понятия у них разные, и, чуть изменись обстоятельства, пойдут они разными дорогами. Какая уж тут соборность!
Так и у нас. Язык звукосочетаний у всех - русский, но язык понятий у каждого - свой. А в результате «Федот, да не тот». Наверняка и тебе, уважаемый собеседник, припомнится случай, как в разговоре с человеком, с которым у тебя «полное взаимопонимание», вдруг воскликнул: «Ах, ты об этом! А я думал, ты о том!». Как же в таком случае нам двигаться всем вместе - к истине?
Практический вывод:
В общественных науках необходимы однозначные и общепринятые эталоны ключевых понятий, так же бережно хранимые, как эталоны килограмма, метра и т.д.11-12)
А теперь спросите любого «политтехнолога» - какой системой понятий он пользуется? Ожидание ответа напрасно. Так стоит ли удивляться качеству изделий политтехнологов и «совершенству» нашего общественного устройства? Ведь все это сделано людьми, не имеющими понятий!
Ю. Мухин писал (1995 г): «...чтобы обсуждение или спор не были пустопорожними, необходимо всем его участникам сначала убедиться, что каждый из них под одним и тем же понятием, словом подразумевает одно и то же». Почему же «политики» и «управленцы» не слышали и не слышат Мухина и других соображающих людей? Да именно потому, что пустопорожние политики чувствуют себя в пустопорожних спорах как рыба в воде. Не пора ли использовать в общественных «науках» опыт естественных наук с их методологией и четкой метрологией?
Без этих жестких требований каждый будет мерить все своим аршином или локтем и качать свою правоту до конца России.
Конечно, вы можете пользоваться и своим локтем, но для этого должны вначале обсуждения заявить об используемой вами мере и о коэффициенте ее перевода в принятый за эталон метр. Не объявляют смысл используемого понятия, а также подменяют эту меру в ходе обсуждения или тупицы (непреднамеренно) или мошенники (ради выгоды)13-18).
Может быть неправильное или нецелесообразное употребление понятия. Нельзя сказать, что при измерении длины более правильной мерой является метр чем парсек или ангстрем. Можно говорить только о целесообразности или несообразности применения данной единицы измерения в конкретной ситуации. Не будем же мы измерять длину отрезка ткани в ангстремах или в парсеках, хотя это и возможно и математически безошибочно. Выбор единицы измерения - вопрос удобства. Но без указания, какой именно единицей мы пользуемся, любое утверждение будет пустословием или даже хуже - надувательством.
А главное качество понятия - его однозначность. Скажем, в качестве меры длины мы можем выбрать и метр, и аршин, и милю - и все эти меры правильные. Но мы должны для выбранного понятия иметь эталон, и пользоваться им и только им на каждом конкретном этапе пути к РУС. Образно говоря, ширина железнодорожной колеи может быть не обязательно 1,52 м как в СССР, но и 1,676 (Индия и др.), 1,435 (Европа, США), 1.067 (Япония и др.) и любое другое разумное значение. Но эта ширина, будучи раз выбранной, должна быть на протяжении всего пути строго однозначной, иначе мы далеко не уедем.
Подобную неоднозначность часто можно заметить, только если на нее специально указать. Скажем, может ли быть неоднозначным понятие «мой»? Вот вы пришли к знакомому, увидели картину, спрашиваете, чья. «Моя. Я ее нарисовал в таком-то году.» Но вот вы пошли к другому знакомому, тоже увидели картину. И слышите ответ: «Моя. Я ее купил за тысячу баксов».
Трудноуловима разница понятий «равный» и «одинаковый». Но вот симметричные фигуры равны, но не одинаковы! И т.д.
Миля: морская международная - 1,852 км;
морская британская - 1,853 км;
сухопутная британская - 1,609 км;
географич. немецкая - 7.4204 км;
старая русская - 7,4676 км;
старая римская - 1,481 км.
Конечно, все эти мили «правильные», но проблемы начнутся тогда, когда говоря о расстоянии во столько-то миль, мы не укажем, каких именно.
Такая же путаница понятий присуща и «парадоксу лжеца». (Напомним его суть. Если некто заявляет «Я лжец» и таковым является , то значит, он говорит правду, а если он не является лжецом, то лжет, а, значит, является правдивым человеком). Говорят, один из древних философов дал обет голодать до тех пор, пока не разрешит этот парадокс. Бедняга помер с голоду. А на самом деле здесь тоже никакого парадокса нет, есть простая путаница с понятиями. Ведь слово «лжец» может означать человека, который лжет во всех без исключения случаях, человека, который лжет иногда, человека, который когда-то соврал один раз или человека, который врет в данном утверждении (или, наоборот, не врет лишь в данном единственном случае). Скажите, каким понятием «лжеца» вы пользуетесь, и парадокс сразу испарится.
Софизмы возникают тогда, когда люди забывают, что могут быть не только бессмысленные ответы, но и бессмысленные вопросы. Например: «Что больше: семь литров или восемь килограмм?». Коварство состоит в том, что в определенной ситуации такой вопрос может иметь смысл (например, когда известен удельный вес материала). Но связующее звено между понятиями, «обнимающими» объекты по различным качествам, не всегда столь очевидно и даже имеется не всегда. Именно тогда и возникают софизмы.
Знаменитый американский физик Фейнман любил «шутить». В годы учебы на его потоке был студент, который не мог сосредоточенно заниматься при открытых дверях. Фейнман всячески подшучивал над этой слабостью товарища. А однажды решил «подшутить» основательно: ночью снял дверь комнаты с петель и спрятал ее в подвале. Руководство начало искать дверь и автора проделки, устроило последовательный допрос всех студентов. Дошла очередь и до Фейнмана.
- Фейнман, говори правду: ты снял дверь?
- Конечно, я, кто же еще мог это сделать?
- Фейнман, перестань дурачиться, говори серьезно: ты снял дверь?
- А я и говорю серьезно: я снял, кто же еще!
- Фейнман, перестань кривляться, как тебе не стыдно! Следующий!
С моей точки зрения действия Фейнмана должны определяться не понятием «шутка», а понятием «подлость». Но не в этом суть. Суть в проблеме: какими должны быть понятия правды и правды «фейнманизированнной», чтобы их можно было различить? Вот над решением этого парадокса стоит ломать голову всю жизнь (но давать зарок голодания, конечно, не стоит).Такие поучительные примеры можно продолжать и продолжать.
Ввиду недостатка времени дадим только важнейшие рецепты от отравления неправильным применением понятий:
Беспощадно убивайте подмену понятий в пределах одной системы.
Изгоняйте болтунов-софистов, которые пытаются мерить данными понятиями те свойства, которые не вошли в определение этих понятий.
Не вкладывайте свое понятие в чужие уста.19-20)
Практический шаг: Обращаюсь ко всем партиям и добровольцам: обнародуйте список не более 50 ключевых терминов и, где сумеете, дайте краткое определение обозначаемых ими понятий(не более 10, а лучше - не более 5 значащих слов, желательно в трехмесячный срок).
Материал высылайте на сайт www.R-U-Strana.ru. Он будет использован для выработки словаря эталонных понятий в русском языке в таких направлениях как политика, экономика, философия.
И прежде всего стоит дать эталон самого понятия «Понятия», которым мы пользовались до сих пор как само собой разумеющимся. Ибо если оно у нас будет сколько-нибудь заметно различаться, то чем дальше, тем больше мы будем говорить одни и те же слова, подразумевая под ними совершенно разные вещи. Понятие «понятия» - это инструмент инструментов, и поэтому мы должны были не только дать саму формулировку, но и обсудить проблемы, возникающие вокруг него, расчистить поле вокруг для сохранения стерильной чистоты понятия даже в условиях искусственных помех.
Итак, предлагаю определение понятия:
Понятие - совокупность признаков, отличающих поименованный объект.21)
На первый взгляд вроде бы ничего особенно важного для нашей жизни в таком определении нет. Но введем еще одно ключевое понятие:
Узнавание - обнаружение в том, что наблюдаем, соответствия понятию как мере.
И здесь становится очевидным, что понятия «понятия» и «узнавания» необходимы нам как воздух. Мы дышим воздухом, почти не обращая на него внимания, но его отсутствие - это «караул!». Так же мы почти не замечаем работы нашего мозга, когда он, в поисках соответствия, непрерывно «примеряет» наблюдаемые кусочки действительности к имеющимся у него понятиям. Потеря способности мозга к такой работе - худшее, что может случиться с человеком. Это когда он «уже никого и ничего не узнает».
(Кибернетики пользуются близким к «узнаванию» понятием «распознавание образов», оставив первое для живых существ. Но «узнавание» включает в себя «распознавание образов», а русский язык использовал первое понятие задолго до появления компьютеров.)
Для понятия «мера» примем определение:
Мера - принятый образец для сравнения с наблюдаемыми объектами.
Объект - нечто различимое.
Но такое понятие бессодержательно, попросту тавтология - ведь и «объект», и «нечто», и «различимое» обозначают одно и то же. Поэтому лучше признать понятие «объект» первичным, принимаемым аксиоматически. И его действительно можно сформулировать в виде аксиомы.
Существуют различимые объекты, а если более строго, то просто:
Существуют объекты.
Объектом может быть и предмет, и явление, и нечто выдуманное, не встречающееся в действительности.
Конечно, более однозначным являлось бы русское слово «нечто», но слово «объект» уже так укрепилось не только в науке, но и в обиходе, что ломать сложившуюся привычку вряд ли стоит.
Отметим, что различимость - это минимальный признак объекта, но по мере его узнавания и изучения мы будем открывать в нем все большее и большее число сторон и свойств, так что в конечном итоге он предстанет перед нами как множество «атомарных» объектов. Очень сложным и требующим непростого анализа является переход понятия «Объект» в понятие «Система».
Наоборот, для лучшего понимания какого-либо свойства системы ее часто рассматривают как простейший объект, различимый по одному или немногим признакам. Например, в ряде физических и астрономических задач Землю рассматривают как материальную точку. Мы пренебрегаем всем, что на ней есть и почти всем, чем она есть, чтобы отследить какую-то одну закономерность.
Понятия «обнаружение» и «соответствие» также примем за первичные, то есть без определения. Тем более, что они в какой-то степени уже сами содержат свое определение. Обнаружить - выставить наружу, чтобы увидеть то, что было скрыто. Соответствие - это совпадение ответов при нашем «разговоре» с наблюдаемым объектом и с имеющимся понятием.
Русский язык давно узрел, что понятие есть мера. При любом объяснении мы почти всегда говорим «например». Дескать, возьми это понятие и примерь к данному кусочку действительности на предмет совпадения измеряемого с предложенной мерой.
С теми партиями и мудрецами, которые хотят доказать свою правоту, избегая четкого определения понятий и указания понятий, принятых ими за первичные, нам нечего терять время. Обсуждать что-либо с ними - все равно, что стричь поросенка: визгу много, а шерсти мало.22)
Понятия - это не шаги по дороге к истине, а просто средства, без которых невозможен коллективный поиск этой дороги. А ведь коллективно мы можем находить гениальные решения на этом пути, не дожидаясь, пока родится гений-одиночка для очередного шага, то есть, в тысячи и тысячи раз быстрее!
Поэтому не зря наш гениальный соотечественник А.А. Фетисов (как и все пророки, ненужный в своем отечестве) сформулировал значения понятия для науки предельно кратко: «фундаментальные науки должны заниматься лишь исключительно добычей и выработкой понятий» (Хомосапиенсология, №1(2), 1997,стр.6).23-25)
Понятия необходимы для того, чтобы мыслить, а слова - для того, чтобы передавать мысли другим. Согласитесь, что не всегда легко выразить свою мысль словами, иногда это вообще не удается. Помните: «Ни в сказке сказать, ни пером описать». Между тем судить о мыслях других и даже о том, мыслят ли они вообще, мы привыкли по словам и очень редко - по делам. Отсюда почти всеобщее заблуждение, что люди мыслят словами. «Какая бы мысль ни возникла в голове человека, она может возникнуть и существовать лишь на базе языкового материала, в словах и предложениях» (В.И. Кириллов, А.А. Старченко «Логика. Учебник для юридических вузов», М., 1987, стр. 9). Заблуждение очень древнее, по крайней мере, еще египетские мудрецы считали, что то, что не имеет имени, не существует26).
Обращаюсь ко всем партиям, политикам и обществоведам: если вы - за разумное управление страной, то обнародуйте (желательно в трехмесячный срок) ваши определения понятий «разумный», «управление», «страна».
Высылайте их на сайт www.R-U-Strana.ru
Все ваши сверхкрасивые и суперценные предложения имеет смысл обсуждать только после этого и ни минутой раньше.
Чужой разум - не разум
Известный ученый Декарт шутил: единственное, что у всех людей имеется в достатке - это здравый смысл, так как он ни от кого не слышал жалоб на недостаток у него этого качества. Политики, по-видимому, не поняли шутки и поэтому считают здравым все, что они произносят. Но при честном научном подходе, выдвигая суждение, необходимо сказать, каким критерием разумности вы пользуетесь. Я пользуюсь следующим:
Разумное - то, что увеличивает Добро и уменьшает Зло.
Для ключевых понятий «Добро» и «Зло» принимаю следующие определения:
Добро - все, что увеличивает жизнеспособность общества.
Зло - все, что уменьшает жизнеспособность общества.
Эти положения могут показаться банальными. Между тем критерии разумности у людей совершенно разные. Так, существуют даже в России силы, которые считают разумным снижение ее жизнеспособности и, более того, уничтожение «империи зла». Еще больше тех, кто считает разумными личные интересы и поступиться ими ради жизнеспособности страны с их точки зрения просто глупо. Не обязательно из этих сил «создавать образ врага». Просто с ними бесполезно спорить. Ведь доказать правильность своего понятия разумности невозможно, оно может быть только принято как аксиома или отвергнуто. 27)
Возникает естественный вопрос: к чему отнести критерий разумности - к понятиям или аксиомам? Что это за зверь такой? Отвечаю: этот зверь - овцебык. Похож и на овцу, похож и на быка, а на самом деле нечто третье. Разумность - вроде бы понятие. Но где та совокупность признаков, по которому мы ее узнаем? В конечном итоге признаком является... сама разумность или, если хотите, «здравый смысл». Такое вот понятие - мера, которой мы меряем ее самоё. Значит, принимаем ее как аксиому? Но для аксиомы неизвестны опровержения, по крайней мере, в кругу принявших ее участников обсуждения. А тут участник обсуждения пытается опровергнуть аксиому разумности другого... с помощью своей аксиомы разумности.
Получается, что критерий разумности - это аксиома для личного пользования. Почти бессмыслица, если мы признаём существование объективной истины. А поэтому в дальнейшем будем пользоваться своеобразным понятием «критерий разумности», принимая его за первичное.
В. Даль дает определение: «критерий - оселок; верный признак для распознавания истины». «Верный» - значит, принимаемый на веру, без обоснования.28-30)
Критерий разумности отдельного человека очень часто вступает в противоречие с надежностью знания. Личный опыт слишком краток, чтобы набрать достаточное число проверок и обоснованно определять вероятность события. Тем не менее человек считает то, что случилось с ним и произвело на него сильное впечатление, весьма вероятным событием.
Одна моя соседка с запасом обходит крышки люков, которые всегда в изобилии имеются на городских тротуарах. Оказывается, она в детстве имела несчастье провалиться в колодец.
Моя теща была исключительно добрым и здравомыслящим человеком. Никаких тебе ни пунктиков, ни суеверий. Но вот терпеть не могла, когда на ночь нож оставался на кухонном столе (что нередко за мной водилось). После очередного замечания я все-таки спросил, а что в этом страшного? Она рассказала, что в ее далеком детстве к соседям ночью забрался вор-маньяк, ограбил, а лежавшим на кухне ножом зарезал соседку и ее малолетнюю дочку. Я высказал свои соображения о вероятности прихода маньяка, а тем более, того, что маньяк придет не со своим ножом, а пойдет искать его на кухне. Она выслушала, все поняла, со всем согласилась и сказала: «А ты все-таки убирай нож, ведь это не сложно».
Все же критерии разумности заразны. Если малыша окружают «Я-центричные» особи, весьма высока вероятность, что и он вырастет с этой болезнью. В этом смысле можно говорить и о частичном общественном наследовании критерия разумности.
Разумность или неразумность самого критерия разумности,принятого кем-то или в какой-либо частной системе, в соответствии с теоремой Геделя о логической неполноте может быть доказана только в рамках более общей системы. Оно бы и ничего, но ведь «разумность критерия разумности» этой более общей системы можно доказать не иначе, как перейдя к еще более общей системе. И так до бесконечности. По-видимому, здесь скрывается нечто вроде утверждения термодинамики, что 100% КПД для двигателя внутреннего сгорания невозможен. Оставив доказательство на будущее, примем как рабочую гипотезу, что 100% разумность невозможна, в разуме всегда содержится доля хаоса. То, что представляется разумным в какой-то частной системе, может считаться совершенно глупым в более высокой системе, а при поднятии в еще более высокую систему - снова предстанет как разумное.31)
Так стоит ли пользоваться столь таинственным «критерием разумности»? Дело в том, что без него не обойтись. Поиски разумного решения любого вопроса мы должны начинать с выяснения: а насколько близкими критериями разумности мы пользуемся? При резко различных, а тем более, противоположных критериях разумности любое обсуждение бессмысленно. Силам с другим пониманием разумности можно только противопоставить нашу силу. Хотя это не обязательно должна быть физическая сила. Иногда можно обойтись очень наглядным сильно впечатляющим примером (это нечто сродни гипнозу). Помогает и горький жизненный опыт, но этот процесс очень медленный.
Поэтому занятая общим делом артель всегда начинается с подбора людей, имеющих близкие критерии разумности. И знакомство надо начинать с выяснения этих критериев. Наоборот, вечная фракционная борьба в партиях (открытая и скрытая) происходит от пренебрежения критерием разумности или слабостью выбранного критерия.
Из этого положения вытекает необходимость очень многих практических действий, которые будут выуживаться постепенно.
Для введенного выше ключевого термина «жизнеспособность» я принимаю следующее определение:
Жизнеспособность - вероятность оставить жизнеспособное потомство.32)
Для слова «выживать» В. Даль приводит следующие значения: жить где-либо, быть, проживать; выслуживать, зарабатывать, заживать; вытеснять, выгонять, изводить, сживать; переживать, переносить, выносить; терять что, переживать что. Конечно, можно вспомнить еще одно значение слова «выживать», напр., в сочетании: «ему удалось выжить в прямо-таки невозможных условиях». Но зачем такой налет чрезвычайности: жизнь протекает в тех условиях, в которых она протекает, и поэтому более точно говорить, что живые существа не выживают, а просто проявляют жизнеспособность в имеющихся условиях. А главное различие в терминах «выживание» и «жизнеспособность» - это отражаемое ими время. Первый привязан к очень ограниченному интервалу, равному жизни особи. А второй простирается в практически неограниченное время жизни вида.
От принятого в биологии определения наше понятие «жизнеспособности» отличается, главным образом, тем, что вместо слова «способность» применен термин «вероятность», позволяющий ввести количественную меру изменения жизнеспособности. Указать истинную величину жизнеспособности нашей страны мы не можем. Но оценить величину и направление ее изменения в зависимости от тех или иных наших действий вполне возможно (подобно тому, как обстоит дело со «свободной энергией» в физике). А этого вполне достаточно, чтобы действовать в направлении повышения жизнеспособности или, по крайней мере, сдержать ее снижение.
В соответствии с принятым критерием разумности, мы должны браться за такие дела и начинания, которые повышают жизнеспособность страны.
Вера и наука - два полюса, на которых зиждется и наше миропонимание, и наши практические действия. Начнем с наших определений используемых здесь понятий:
Наука (процесс) - получение знания.33)
Широко известна метафора «знание - сила». Думающие люди даже журналы издают с таким названием. Но метафора - это частный вид понятий. И знание действительно является силой в смысле способности производить изменения. Поэтому нелишне вспомнить, что до появления такой науки как механика у людей существовало только обобщенное понятие силы, в котором скрывались столь различные понятия как собственно сила, мощность, энергия. В последнем понятии с развитием науки были вскрыты понятия потенциальной и кинетической энергии. Не отвлекаясь дальше в сторону выяснения физической сущности знания как силы, отметим, что различие между знанием существования и знанием изменения сродни различию между потенциальной и кинетической энергией.
Примем следующие понятия:
Знание (существования) - вероятность существования данного объекта в определенном пространственно-временном интервале.
Знание (изменения) - вероятность конкретной причинно-следственной связи.
Вера - признание вероятности чего-либо равной единице или нулю.
Сегодня большинство людей верит науке. Заметили ловушку: «люди верят науке»? Так кто же главнее: вера или наука?
Наши практические действия будут иметь положительный результат, если мы действительно движемся по пути к истине. Методам поиска этого пути наукам об обществе нелишне поучиться у естественных наук. Ведь их продвижение в нужном направлении весомо подтверждено имеющимися техническими достижениями. Кое-что от естественных наук мы уже использовали и будем заимствовать еще больше. Но не будем закрывать глаза на то, что плоды научного познания отравлены ядом самомнения. Поэтому при их неосторожном потреблении у многих ученых появляются галлюцинации в виде абсолютизации науки, мифотворчества о науке.
Наиболее распространенный из таких научных мифов (по терминологии Фрэнсиса Бэкона - «призраков», а более точно - научных суеверий) твердит, что наука ничего не принимает на веру, в ней все доказано. Но вот мы начнем доказывать истинность какого-либо утверждения, строго следуя законам логики и используя самые однозначные понятия. При этом мы будем вынуждены ссылаться на другие положения, истинность которых тоже подлежит подтверждению. Снова возникнет потребность доказывать правильность третьих положений и т.д. Так создается цепочка доказательств, которая в итоге упрется в утверждение, доказать истинность которого невозможно иначе, как приняв на веру какое-либо из предыдущих положений за истинное. Такие утверждения, принимаемые на веру, называются аксиомами. Наука стремится к уменьшению числа аксиом и принимает в качестве таковых только те положения, которые безусловно подтверждаются жизнью и при этом ни разу не встретилось доказанных их опровержений (такие аксиомы мы будем называть аксиомами в смысле Евклида, в отличие от введенных позже аксиом в смысле Лобачевского, которые более точно было бы называть аксиомами-допущениями, а еще точнее - произвольными допущениями. В этой работе мы везде пользуемся понятием аксиом в смысле Евклида, вынужденные отступления всегда будут оговорены).34) Наше понятие аксиомы:
Аксиома (Евклидова) - суждение, не имеющее доказанных опровержений.
Нет беспричинных явлений.
В действительности существует великое множество событий, причин которых мы не знаем. В данной аксиоме мы делаем произвольное допущение: если причины события нам неизвестны, то это не значит, что они не существуют, а просто мы их пока не выявили. Положительный смысл аксиомы в том, что человечеству до сих пор еще не встретилось ни одно явление, беспричинность которого была бы доказана.
Вера присутствует в науке не только в аксиомах. При определении понятий мы должны пользоваться другими понятиями. Разорвать возникающий и здесь очередной заколдованный круг мы можем, только приняв некоторые понятия за первичные, то есть, по аналогии с аксиоматическим подходом, считать эти понятия достаточно самоочевидными для всех (см. прим.21) и, следовательно, верить, что у всех собеседников они обозначают одно и то же.
Следовательно, в фундамент научного знания положена вера, выраженная в системе аксиом (в смысле Евклида!) и в системе первичных понятий.35)
Мошенники или ошибающиеся, которые утверждают, что их рассуждения основаны на науке, а не на вере, умалчивают о принимаемой ими системе аксиом. А между тем и они свои доказательства тоже сводят к «очевидным истинам». У каждого из них набор «очевидных истин» - свой. При таком подходе можно доказать «истинность» чего угодно, а придти к согласию при отсутствии общепринятой системы аксиом можно только случайно.
Система аксиом в наших общественных науках практически отсутствует.36-40)
Таким образом, общественные науки до сих пор являлись, в лучшем случае, сборниками взглядов, прецедентов, а не науками. Ведь, по определению, назначение аксиоматического метода состоит в ограничении произвола при принятии суждений в качестве истины данной теории. Но именно произвол при принятии суждений в качестве истины мы наблюдаем и в средствах массовой информации, и в законотворчестве высших органов страны, и в «трудах» «ученых»-обществоведов. Неудивительно, что сплошь и рядом религия оказывалась более полезной для общественной практики, чем такие «науки».41) Потому что какая-никакая главная аксиома у религий есть, а к ней более-менее прикладываются и житейские аксиомы («догмы»).
Очередной практический вывод:
Выработка системы аксиом является необходимым условием перехода от бесполезных разговоров и ссор к продуктивному, научно обоснованному решению проблем жизни общества.
Создание оптимальной системы потребует значительного труда и времени многих честных ученых. На этом пути сейчас мы сделаем первый практический шаг, приняв в качестве главной аксиомы следующую:
Цель общества - увеличение своей жизнеспособности.42-44)
Насчет не очень удачного, на наш взгляд, термина «выживание» замечания сделаны раньше (см. примеч. 32). Для ключевого термина «социальная система» в работе дано расширенное описание на нескольких страницах (что авторы рассматривают как свое достижение, выразившееся в уходе от зауженного раскрытия термина). В итоге «социальная система» размыта настолько, что она не может служить хоть в какой-то степени однозначным понятием для продуктивного обсуждения (см. также примеч. 12-б).
Отношения же «социальной системы» с обществом вообще запутаны: «Морфологическая сторона социальной системы (в пределах государства) включает в себя: - население (объединившееся в общество); задача удовлетворения его потребностей является целью данной социальной системы, решается же она конкретной деятельностью самого населения; ...». Неужели не ясно, что общество-население в состоянии само поставить задачу удовлетворения своих жизненных потребностей? А что тогда делает «социальная система», если и решение поставленной задачи возложено на население? И совсем уж интересной становится «социальная система», в которой общество отнесено ко вторичным целям, если вспомнить, что корень «социал-» родом из латинского «societas» и буквально означает «общество». В общем, возникает столь частый вопрос: самостоятельно запутались, их запутали или сами они плутуют? Искать сейчас ответ на этот вопрос нам недосуг. А главное ясно - идти в такое болото нам не по пути.
Немало в указанной книге критики в адрес перестройщиков-реформаторов. Поюлили-поюлили, и вот выныривает: «Для прихода в наше общество универсального способа производства, России необходимо пройти через капитализм... Российский народ должен освоить эту форму капиталистических отношений - свободу предпринимательства и торговли, но без эксплуатации» (с.51). Так что четко вырисовывается истинная цель, тождественная с целью «реформаторов». Лучшего гробовщика для морали и этики, чем капитализм, придумать пока никому не удалось. Ведь в конкуренции побеждает не сильнейший, а подлейший (см. статью «Мегатонный фугас» в «Контратаке»). Такое вот «этическое государство». И, наконец, на стр. 79: «Надо не забывать, что минимальность налогов или их отсутствие всегда привлекало иностранных инвесторов. Сегодня об этом так много говорится и что только не предлагается, кроме самого простого - дать им возможность заработать.» Вот здесь Шемшук молодец, сказал прямо и откровенно: цель - дать возможность заработать иностранным инвесторам. Об этой книге см. также «Особенности демократической рыбалки» в «Контратаке».
Очень много вредит науке второй миф (по-русски - суеверие), утверждающий, что «наука дает точное знание». Между тем в этом мире все процессы вероятностны, а все измерения приближённы.45-46)
Третье суеверие в науке предполагает, что если существуют факты, не противоречащие данному утверждению, то, значит, это утверждение истинно.47)
Четвертое научное суеверие - забвение той истины, что отсутствие наблюдаемых научными авторитетами фактов не является доказательством отсутствия явления.48)
(Более того, иногда даже падающих на голову камней оказывается недостаточно. Так, группа исследователей изучала, какие животные и как пользуются орудиями. Хотели они исследовать и павианов. Но каждый раз, когда ученые приближались к скалам, где обитают эти животные, на них начинал сыпаться град камней. Поэтому выяснить, пользуются ли павианы орудиями, им не удалось. Так они и написали в своем отчете! И хотя в данном случае ученые и сказали «не знаем», но сказали его невпопад. Единственным положительным примером в истории науки остается яблоко, упавшее на голову Ньютону).
Не меньший курьез был и с путешественниками, которые привозили в Европу рассказы о виденных ими диковинках. Дескать, видели они такого зверя, раз в десять больше быка, у которого один хвост сзади, а другой спереди, и передним хвостом он подает пищу в рот и пьет воду. То-то хохоту было над такими выдумщиками. Пока воочию не увидели слона.
Если бы до знакомства европейцев с Австралией кто-то стал утверждать, что существуют млекопитающие, откладывающие яйца, то ученые зоологи иначе как идиотом его бы не обозвали. А теперь мы знаем, что утконос существует. А пока не увидели - не может быть!
Еще одно научное суеверие связано с гипнотизирующим влиянием ученых регалий.49) Этот пятое суеверие мы назовем «культом ученых званий». Ярчайший пример - А.Д. Сахаров. Как же, академик, да еще физик-ядерщик - кому же, как не ему лучше всего разбираться в правах человека?50-51)
Во многих цивилизациях Востока считается неприличным выставлять напоказ свои хилые мысли, укрепляя их подпорками из высказываний известных мудрецов. Но как же быть, если кто-то нашел для вашей мысли более точные слова или высказал ее раньше? Приписывать ее себе? Или вообще о ней не упоминать? Да нет, зачем же. Просто вместо громкого имени автора и его ослепляющих регалий попробуйте поставить слова: «Кто-то сказал...». Если при такой замене заимствование ничего не потеряет, значит, его можно употреблять, в том числе, и с именем первоначального автора.
Еще Алишер Навои сказал: «И в собеседнике цени не сан, а речь: неважно, кто сказал, важны причины». Как же далеки от Навои наши современники, им подавай «новое мышление»!
Наука очень суеверна и в борьбе с «суевериями». Зачастую учуянные народом поверья объявляются суевериями, так как связь между причинами и следствиями не укладывается в сегодняшние научные схемы или трудно прослеживается52).
Конечно, это далеко не полный перечень ненаучных грехов науки. Любопытно, что эти грехи науки являются общими с таковыми для религий и сводятся к одному непростительному греху: утверждению своей правоты вместо поиска пути к истине.53)
Сколько сил потратило человечество на решение якобы основного вопроса познания мира - материализм или идеализм? Спросите у наших людей - какой процент тех, кого этот вопрос волнует? Ничтожен. Этот вопрос надуманный, пришедший к нам от досужих бездельников Запада, а к ним - от бездельников античности. Он несовместим с русским миропониманием, в котором главное - уважение к правде. По-русски поставленный вопрос - различие между сущим и выдумкой. А основной раздор между материализмом и идеализмом вызван вопросом: что первично - материя или сознание? Вопрос сформулирован по всем правилам прочих диалектических софизмов. Или-или, а иного, мол, не дано. А суть то ведь именно в ином, о котором спорящие и не догадываются. Никто толком не знает ни что такое материя, ни что такое сознание, а вот, руководствуясь «здравым смыслом», спорят, что из них первично, а что - вторично. Материя по-латыни - вещество. А вещества никто так же не видел, как и Бога. Доказательством существования вещества служат его проявления, то есть, способность быть причиной воспринимаемых нами явлений. Но ведь и существование Бога доказывают таким же способом! Таким образом, вещество - предмет веры. Вещественный предмет - вроде твердый. Но при проникновении вглубь его структуры «вещество» оказывается совсем непохожим на его «видимое» и «осязаемое» исходное понятие и чем дальше, тем больше. Уже в атоме собственно веществом можно считать только ядро и электроны, а все остальное - пустота. И объем этой пустоты в тысячу миллиардов раз больше объема ядерно-электронного «вещества»! Вот вам и сплошное твердое тело! Бог представляется менее фантастичным, чем вещество. (При всей противоречивости взглядов Анри Бергсона нельзя не отдать должного меткости его замечания по поводу материалистов: «наши понятия сформировались по образцу твердых тел»). Отождествляют вещество с материей. Но вот вещество превращается в энергию - это уже доказанный всеми атомными бомбами факт. И энергия, и информация есть сущее, способное быть причиной наблюдаемых явлений, но они отнюдь не вещество даже в материалистическом понимании. А информация и материей не является. Так что материализм - это обычная разновидность религии с обычными для подавляющего большинства из них претензиями на свою исключительную истинность. Повторим: гораздо продуктивнее деление объектов познания не на материалистические и идеалистические, а на сущие и выдуманные. К последним следует отнести и материализм и всю философию в целом.
И еще штрих. Вот священник со всей своей святостью проклинает материализм. Понять его можно, ведь он, как и материалисты, не имеет понятия, о чем говорит. Скорее всего, он проклинает вещизм, так как материя по-латыни и значит именно вещество. С проклятиями вещизму, конечно, можно согласиться. Но на самом деле он спорит с другой религией.
Так что же: верить или не верить науке? Поставленный в такой взаимоисключающей форме вопрос бессмысленен. Здесь, как говорится, «оба хуже». А выход в том, что для истины нужна не слепая вера и не огульное неверие, а оценка вероятности того, что утверждение является указателем дороги к истине.
Наука устанавливает не достоверность событий или достоверность существования конкретных объектов, как утверждают научные фанаты, а только вероятность. И как бы ни была высока эта вероятность, она никогда не может быть равна достоверности. Главное, чтобы эта вероятность была практически проверяемой с достаточной точностью. Это - непременное условие для тех, кто стремится приблизиться к истине54).
Вспомним, что здесь мы приняли понятия, согласно которым продуктом науки является знание, то есть вероятность конкретной причинно-следственной связи (для знания изменения) или вероятность существования данного объекта в определенном пространственно-временном интервале (для знания существования). В таком случае мерой качества знания является его надежность. Поэтому мы вправе пользоваться теорией отказов, без благословения которой не запускается в производство ни одно ответственное техническое изделие (речь идет, конечно, о честном производстве, а не о мошенничестве - там совсем другие подходы).55)
Если есть причина А, а мы утверждаем, что в результате нее должно наступить следствие В, то чем выше при проверке вероятность подтверждающих исходов, тем выше надежность знания. Чем больше число проверок, тем точнее предсказываемая вероятность.56) Таким образом, научное знание не есть «кусочек истины», а только вероятностное предсказание истинности данного кусочка причинно-следственных связей.
Дадим следующее определение:
Надежность знания - увеличения вероятности успеха предвидения при использовании этого знания.57)
Наше понятие выбрано из следующих соображений:
Во-первых, русское слово «знание» в данном случае предпочтительнее латинского «информация» (informatio - буквально разъяснение, изложение). Используемые нами понятия знания как вероятности конкретной причинно-следственной связи и вероятности существования объекта совсем не тождественны «разъяснению», «изложению». Латинский термин затрудняет понимание сути вопроса, например, под информацией понимают и сведения, и передачу сведений и т.д. Предложенное русское понятие «знание» более однозначно.
Во-вторых, понятие «ценность» происходит от понятия «цены», весьма важного для «Я-центричного» мировоззрения, но практически ненужного в «МЫ-центричном» мировоззрении. В последнем важна не цена, важна полезность. Полезность же в нашей системе понятий тождественна разумности. Цена зависит от конъюнктуры (то есть, общепринятого обмана), а надежность является сущим, а не выдуманным понятием. Если надежность какого-либо утверждения неизвестна, то лучше пользоваться просто жребием - быстрее и дешевле.
Надежность - это не просто вероятность как отношение числа подтверждающих исходов к числу всех исходов. Это еще учет вероятности того, что признанное нами как причина А есть действительно А и что наблюдаемое нами следствие В - это действительно В. В технике и в математике отождествление как исходного объекта, так и следствий обычно является не очень сложным делом, но в общественных науках и в религиях эта сторона является едва ли не самой проблематичной (ввиду желания отдельных спорщиков не искать истину, а доказывать свою правоту).58-60)
В древних египетских храмах двери открывались только после сожжения принесенной богу жертвы. В жертвеннике был устроен замкнутый сосуд, сообщавшийся трубой с другим сосудом, частично наполненным водой. Когда воздух в первом сосуде от нагрева расширялся, под его давлением вода начинала выливаться из второго сосуда. Попадала она в ведро, которое висело на веревке, намотанной на вал, связанный с запором дверей. Наполненное ведро опускалось, вал вращался, запор открывался. А народ убеждался в существовании бога, которому служат создавшие это сооружение жрецы.
Как видим, истинность вроде бы доказана, но остается вопрос: а действительно ли А было А и последовавшее за ним В было В? Что было причиной: благодарность бога за принесенную жертву или хитрый замысел жрецов? Какое следствие увидели прихожане: что двери открылись сами или что их привел в действие скрытый механизм?
Этот пример показывает, что подмена поиска истины «доказательством» своей правоты существовала еще в Ветхозаветные времена. И сегодня она, конечно, не исчезла. Но о тех чудесах, которые к нам слишком близко, как сказал А. Толстой, «уж лучше помолчим».
Следовательно, проверка надежности знания не сводится к простой вероятности, основанной на подсчете числа благоприятных исходов в общем числе экспериментов (двери открывались всегда или почти всегда после принесения жертвы!). Но если мы не знаем вероятности, что А есть А, а В есть В, то наблюдаемая вероятность ни в коем случае не будет указателем надежности знания.
Вспомним хотя бы историю с «дневниками Гитлера». Их в 1983 году приобрел респектабельный германский журнал «Шпигель» у некоего Конрада Куяу за 9 миллионов марок (по тогдашнему курсу 3,7 миллиона долларов!). Надо думать, что, приобретая этот «исторический документ», журнал «Шпигель» был уверен в его подлинности, раз решил рискнуть своим авторитетом и такой суммой долларов. На сенсацию набросились другие издания. Лондонский еженедельник «Санди Таймс» заплатил 400 000 долларов за право публикации дневников в Великобритании и странах Содружества. «Шпигель» опубликовал 42 страницы выдержек из «Дневников», собирался сделать еще 28 публикаций. Американская пресса писала, что в этих материалах «ощущается кошмарный запах истории». Но кошмар был в другом. Как вскоре выяснилось, «Дневники» являются подделкой всего-навсего одного любителя подделок - самого Куяу, причем некачественной подделкой. Чего же стоит команде специалистов подделать документ в одну страницу или даже только изменить кое-какие детали в нем? Практически все бывшие руководители спецслужб признают, что подделка архивных документов не составляет труда (действующие руководители об этом молчат по долгу службы).
Поэтому, когда преследующие свои интересы люди осчастливливают нас цифрами или архивными документами из нашего прошлого, раньше скрываемого, а при нынешних свободах вдруг «найденного», надо помнить, что надежность знания, полученного нами от них, близка к нулю, более того, часто она имеет знак минус.
Например, рассмотрим вопрос, сколько же было репрессированных в СССР в 30-х годах ХХ века? Этот вопрос не совсем праздный: ведь его определенная трактовка изменила массовое сознание наших соотечественников, сняла иммунную защиту общества. Да и сейчас демократическое сознание и демократическое запугивание основано на приводимых ими цифрах репрессий: «Хотите, чтобы снова вернулось?». Такое воздействие основано на восприятии приводимых демократами данных как истины или хорошего приближения к истине. Цифрам КГБ почти никто не верит - ведь это заинтересованная в сокрытии истины организация. Большинство верит Солженицыну - как-никак, писатель, краса и гордость антисоветчины, к тому же - лауреат Нобелевской премии. Но если мы пользуемся утверждениями Солженицына как последней истиной, то элементарная порядочность требует от нас независимой проверки.
Существует простой математический способ установления истинного числа репрессированных, независимый ни от давления «авторитетов», ни от сокрытия или подделки архивов. Известен он как метод Монте-Карло или метод случайной выборки. Так, чтобы определить всхожесть семян, не надо высевать все имеющееся на складе зерно и пересчитывать все до единого зерна и всходы. Берут, например, тысячу семян, определяют среди них число проросших и получают ответ с точностью до процента или лучше. Именно так, проследив судьбу в годы репрессий нескольких сотен или тысяч граждан СССР ( выбранных гарантировано случайным способом!), можно с достаточной точностью определить процент, а, значит, и число репрессированных.
Солженицын называет число репрессированных сорок миллионов и более (при тогдашней численности населения СССР 196 миллионов). Если действительно было так, то репрессирована примерно пятая часть, и, прослеживая жизнь граждан того времени, мы ожидаем попасть на репрессированного с вероятностью 0,2.
Мои прикидочные опросы случайных попутчиков об их родных и соседях того времени указывают на цифру около одного процента (наблюдаемая вероятность 0,01!). Это не противоречит данным КГБ и указывает, что Солженицын не ошибается на столько-то, а беспардонно врет в десятки раз. Не верите? Проверьте сами, товарищи и господа, метод я вам указал.
«Знанию», искажающему действительность, мы должны приписывать надежность со знаком минус (образно говоря, это не кирпич в здание миропонимания, а взрывающаяся мина в его стене). Надежность знания со знаком минус означает, что данное утверждение является ложью, а модуль (абсолютная величина) «отрицательной надежности» является мерой степени лживости. В данном случае степень лживости Солженицына равна 0,19 (при предельно возможной 1,0).
При выработке практических шагов более полезным, чем надежность знания, является понятие предсказательной силы.
Предсказательная сила знания - увеличение жизнеспособности общества при использовании этого знания.
Преимущества этого понятия в том, что оно отодвигает на задний план не только малонадежные знания, но и малополезные (см. примечание 57). Вопреки демократическому плюрализму, в научные технологии должны допускаться только утверждения с наибольшей предсказательной силой. 61-63)
Так же мы должны относиться и к аксиомам типа Лобачевского. То, что кое в чем они дают хорошее совпадение с наблюдением, еще не повод восторгаться ими. Ведь мы можем и в системе Коперника, и в системе Птолемея выделить аксиомы (у первого - «в центре находится Солнце», у второго - «в центре находится Земля»). С помощью системы Птолемея весьма неплохо предсказывались солнечные и лунные затмения. Но система Коперника имеет меньше предпосылок и большую предсказательную силу.
Отсюда еще одно неожиданное следствие: система знаний, преподаваемых учащимся, должна отличаться в разных странах. Ведь они находятся в разных условиях, и для них одни и те же знания могут иметь разную предсказательную силу.
В сегодняшних условиях чрезвычайно злободневным является понятие «убойной силы лжи» как еще одной противоположности предсказательной силе знания. Мерой этой убойной силы является снижение жизнеспособности при потреблении знания с отрицательной надежностью. Особо следует заметить, что эта убойная сила зависит от степени лживости сообщения нелинейно и проходит через максимум при ее определенном значении. Это связано с тем, что слишком большая ложь теряет правдоподобие, легче обнаруживается. («Закон» Геббельса «чем больше ложь, тем легче ей верят» справедлив только в определенных пределах).Так, выше (примеч. 60) мы уже указали, что степень лживости утверждений Солженицына о числе репрессированных равняется 0,19, а максимально возможная степень лживости равна единице. Но единица получается при утверждении, что репрессированы и уничтожены были все 100% населения СССР. Такой лжи даже некоторые демократы не поверили бы. Очевидно, что степень лживости 0,19 как наиболее убойная была рассчитана весьма точно - не зря же Солженицын получил за неё Нобелевскую премию, а Геббельс не получил.
Еще интересней был случай при строительстве одного из итальянских храмов. Когда «отцы города» пришли осмотреть новостройку, они были в восторге от огромного купола, но их смутило, что посредине он ни на что не опирается: «А не обвалится?». Архитектор ответил: «Я все рассчитал и даю полную гарантию». А «комиссия» сказала, что все хорошо, но посредине надо поставить подпирающие колонны. Архитектор как умный человек понимал, что правители всегда правы и спорить не стал. Колонны поставили, и здание было принято. Прошло сто с лишним лет, фрески на потолке облупились, и новые строители начали ставить леса, чтобы отреставрировать потолок. Когда добрались до верха поставленных в центре колонн, то увидели между ними и потолком зазор в несколько сантиметров. Такая абсолютизация надежности возможна только с точностью до краткости жизни человека и немногочисленности его творений. Ведь если бы архитектор построил не один, а миллион храмов, вероятность обрушения какого-нибудь из них от какой-либо случайности (напр., чудовищного снегопада) выросла бы в миллион раз.
Известен и трагический случай такого абсолютного доверия к науке. Длиннющий туннель строили с двух сторон. По расчетам маркшейдера, сбойка должна была состояться такого-то числа во столько-то часов. Наступило расчетное время, а никакого просвета не видно, а главное - никаких звуков с той стороны не слышно. Первая мысль - промахнулся. Маркшейдер пустил себе пулю в лоб. А через несколько часов половины тоннеля вышли одна на другую тютелька в тютельку. Позже выяснили - вырабатываемые породы обладали плохой звукопроводностью.
Обратим особое внимание: вера, вероятность, проверяемость - слова одного корня. А язык народа, в отличие от языка отдельных людей, всегда говорит правду. И очень мудро говорили наши предки: «Доверяй, но проверяй».
Отсюда практический вывод:
Термин «точные науки» является простым недоразумением. Каждая наука в своих частностях имеет ту меру приближения, которая достижима на данном этапе познания. А совершенная, абсолютная точность - просто «научное» суеверие, несовместимое с научным подходом.
Шарлатаны и лентяи от общественных наук ссылаются на чрезвычайную сложность общественных явлений, а поэтому, дескать, точные методы естественных наук к обществу не применимы. Но ведь и в математике было «неразбери-поймешь» даже через две тысячи лет после примера Аристотеля и Евклида, пока гениальный Гильберт не потребовал единообразия и строгости математических доказательств: явное указание всех исходных понятий и исходных положений (аксиом) каждой данной теории, и явное указание всех использованных в доказательствах логических средств. Чего же тут сложного в применении к общественным наукам? Да сложно только то, что в этом случае политики-властолюбцы и бизнесмены-аферисты не смогут дурачить прозревший народ! Поэтому на пути к истине необходим следующий практический шаг:
Мы должны одолеть свою леность ума, найти необходимые понятия-меры и разработать оптимальную систему аксиом, чтобы оценивать ими общественные явления пусть пока с невысокой, но все-таки точностью (а не с точностью «до наоборот»), и отмежеваться от тех «ученых», которым нужна не дорога к истине, а выгодный им произвол.
Такой же подход мы должны соблюдать и по отношению к любой религии. С теми верующими, которые считают, что Бог дал им глаза, чтобы видели, а разум - чтобы мыслили, нам тоже по дороге к истине. А с теми, которые полагают, что названными великими божьими дарами можно пренебречь, лишь бы доказать свою правоту, нам не по пути.
Если внимательно присмотреться и к науке, и к религии, то можно заметить, что это - две сестры, имеющие общего предка - Прокруста.
Прокрустов инструмент в руках науки называется суеверием, а в руках религии - ересью. Но в обоих случаях им пользуются одинаково топорно.64)
Наука должна не столько требовать изгнания суеверий от других, сколько сама от них избавляться. И в первую очередь она должна изгнать суеверие «точной науки», о котором мы уже говорили.65)
Ситуация такая же, как в строительстве: мы не можем построить абсолютно надежное здание. Принято считать здание надежным, если вероятность его обрушения за установленный срок службы не больше одной миллионной. Так же и в науке: вечные истины - только мечта, но достаточно надежные приближения к истине, способные прослужить не один век и многим поколениям, мы можем строить и обязаны это делать - ведь лучше видеть будущее хотя бы нечетко, чем вообще закрывать глаза под предлогом, что нам нужно абсолютное зрение.
Иногда приходится слышать, что помимо научного знания есть и другие виды знания, например, полученные путем озарения. Но дело не в том, получено ли знание кропотливым многолетним трудом или привиделось во сне - суть в том, насколько оно надежно предсказывает будущее.